Неточные совпадения
Ночь еще только что обняла небо, но Бульба всегда ложился рано. Он развалился
на ковре, накрылся бараньим тулупом, потому что ночной воздух был довольно свеж и потому что Бульба любил укрыться потеплее, когда был дома. Он вскоре захрапел, и за ним последовал весь двор; все, что ни
лежало в разных его углах, захрапело и запело; прежде всего заснул сторож, потому что более всех напился для приезда паничей.
Проходя шагах в двадцати от Дьякона, он посмотрел
на него из-под очков, — старик, подогнув ноги,
лежал на красном, изорванном
ковре; издали лоскутья
ковра казались толстыми, пышными.
За магазином, в небольшой комнатке горели две лампы, наполняя ее розоватым сумраком; толстый
ковер лежал на полу, стены тоже были завешаны
коврами, высоко
на стене — портрет в черной раме, украшенный серебряными листьями; в углу помещался широкий, изогнутый полукругом диван, пред ним
на столе кипел самовар красной меди, мягко блестело стекло, фарфор. Казалось, что магазин, грубо сверкающий серебром и золотом, — далеко отсюда.
По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями, для записывания
на них, по пыли, каких-нибудь заметок
на память.
Ковры были в пятнах.
На диване
лежало забытое полотенце;
на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки.
Она сидит, опершись локтями
на стол, положив лицо в ладони, и мечтает, дремлет или… плачет. Она в неглиже, не затянута в латы негнущегося платья, без кружев, без браслет, даже не причесана; волосы небрежно, кучей
лежат в сетке; блуза стелется по плечам и падает широкими складками у ног.
На ковре лежат две атласные туфли: ноги просто в чулках покоятся
на бархатной скамеечке.
На полу
лежал широкий персидский
ковер.
Стены номера и весь пол были покрыты ташкентскими
коврами; слабая струя света едва пробивалась сквозь драпировки окон, выхватывая из наполнявшего комнату полумрака что-то белое, что
лежало на складной американской кровати, как узел вычищенного белья.
В шалаше, из которого вышла старуха, за перегородкою раненый Дубровский
лежал на походной кровати. Перед ним
на столике
лежали его пистолеты, а сабля висела в головах. Землянка устлана и обвешана была богатыми
коврами, в углу находился женский серебряный туалет и трюмо. Дубровский держал в руке открытую книгу, но глаза его были закрыты. И старушка, поглядывающая
на него из-за перегородки, не могла знать, заснул ли он, или только задумался.
На полу
лежал огромный мягкий
ковер персидского рисунка, какие в те времена ткали крепостные искусницы.
Великая артистка
лежала на огромной тахте, покрытой прекрасным текинским
ковром и множеством шелковых подушечек и цилиндрических мягких ковровых валиков. Ноги ее были укутаны серебристым нежным мехом. Пальцы рук, по обыкновению, были украшены множеством колец с изумрудами, притягивавшими глаза своей глубокой и нежной зеленью.
В белой татарской избе,
на широких нарах,
лежала груда довольно сальных перин чуть не до потолка, прикрытых с одной стороны
ковром; остальная часть нар покрыта была белою кошмою.
Стали накладывать дорожный самовар;
на разостланном
ковре и
на подушках
лежала мать и готовилась наливать чай; она чувствовала себя бодрее.
На третьей стене предполагалась красного дерева дверь в библиотеку, для которой маэстро-архитектор изготовил было великолепнейший рисунок; но самой двери не появлялось и вместо ее висел запыленный полуприподнятый
ковер, из-за которого виднелось, что в соседней комнате стояли растворенные шкапы; тут и там размещены были неприбитые картины и эстампы, и
лежали на полу и
на столах книги.
На подъезде картинно
лежали два датских дога;
на звонок из передней, как вспугнутый вальдшнеп, оторопело выбегал в серой официальной куртке дежурный лесообъездчик;
на лестнице тянулся мягкий
ковер; кабинет хозяина был убран
на охотничий манер, с целым арсеналом оружия, с лосиными и оленьими рогами, с чучелами соколов и громадной медвежьей шкурой
на полу.
На железной кровати, стоявшей под главным
ковром, с изображенной
на нем амазонкой,
лежало плюшевое ярко-красное одеяло, грязная прорванная кожаная подушка и енотовая шуба;
на столе стояло зеркало в серебряной раме, серебряная ужасно грязная щетка, изломанный, набитый масляными волосами роговой гребень, серебряный подсвечник, бутылка ликера с золотым красным огромным ярлыком, золотые часы с изображением Петра I, два золотые перстня, коробочка с какими-то капсюлями, корка хлеба и разбросанные старые карты, и пустые и полные бутылки портера под кроватью.
В восточной стороне ее помещался жертвенник,
на котором
лежала раскрытая библия;
на полу расстилался обыкновенный масонский
ковер…
Я унес от этой женщины впечатление глубокое, новое для меня; предо мною точно заря занялась, и несколько дней я жил в радости, вспоминая просторную комнату и в ней закройщицу в голубом, похожую
на ангела. Вокруг все было незнакомо красиво, пышный золотистый
ковер лежал под ее ногами, сквозь серебряные стекла окон смотрел, греясь около нее, зимний день.
Ровно в шесть часов вечера приехал добродушный немец в Голубиную Солободку, к знакомому домику; не встретив никого в передней, в зале и гостиной, он хотел войти в спальню, но дверь была заперта; он постучался, дверь отперла Катерина Алексевна; Андрей Михайлыч вошел и остановился от изумления: пол был устлан
коврами; окна завешены зелеными шелковыми гардинами; над двуспальною кроватью висел парадный штофный занавес; в углу горела свечка, заставленная книгою; Софья Николавна
лежала в постели,
на подушках в парадных же наволочках, одетая в щегольской, утренний широкий капот; лицо ее было свежо, глаза блистали удовольствием.
— Я ожидаю хозяев, — ответил Товаль очень удачно, в то время как Дэзи, поправляя под подбородком ленту дорожной шляпы, осматривалась, стоя в небольшой гостиной. Ее быстрые глаза подметили все:
ковер, лакированный резной дуб, камин и тщательно подобранные картины в ореховых и малахитовых рамах. Среди них была картина Гуэро, изображающая двух собак: одна
лежит спокойно, уткнув морду в лапы, смотря человеческими глазами; другая, встав, вся устремлена
на невидимое явление.
В первой, в которую вошел Оленин по крутой лесенке,
лежали пуховики,
ковры, одеяла, подушки
на казачий манер, красиво и изящно прибранные друг к другу у одной лицевой стены.
Гусь тоскует. Ах, до чего Гусь тоскует! Отчего ты, Гусь, тоскуешь? Оттого, что ты потерпел непоправимую драму. Ах, я, бедный Борис! Всего ты, Борис, достиг, чего можно, и даже больше этого. И вот ядовитая любовь сразила Бориса и он
лежит, как труп в пустыне, и где?
На ковре публичного дома! Я, коммерческий директор! Алла, вернись!
Осень в этом году была поздняя. Листья совсем обвалились, а земля все еще дышала теплой сыростью. Последние, самые упорные дачники давно разъехались, оставив за собой все еще довольно теплые дни. Парк опустел, поредел и посветлел. Вся его листва
лежала теперь красноватым
ковром на земле, а между стволами носился сизоватый пар, пресыщенный пряным запахом прелых листьев и земли. С ветвей капли росы падали
на землю, как слезы.
Казалось мне, когда я очнулся, что момент потери сознания был краток, и шкипер немедленно стащит с меня куртку, чтоб холод заставил быстрее вскочить. Однако не исчезло ничто за время сна. Дневной свет заглядывал в щели гардин. Я
лежал на софе. Попа не было. Дюрок ходил по
ковру, нагнув голову, и курил.
Покои внутри были расписаны, а
на полу везде
лежали бухарские
ковры, которые воевода получал в благодарность с менового двора и торговых застав.
Но вот кому-то удалось рассмотреть, что четыре всадника, едущие впереди отряда, держат под укрюками седельных арчаков углы большого пестрого персидского
ковра. Это тот самый
ковер, назначением которого было покрывать в отъезжем поле большой боярский шатер. Теперь
на этом
ковре, подвешенном как люлька между четырьмя седлами,
лежит что-то маленькое, обложенное белыми пуховыми подушками и укутанное ярко цветным шелковым архалуком боярина.
Между колесами телег,
Полузавешанных
коврами,
Горит огонь: семья кругом
Готовит ужин; в чистом поле
Пасутся кони; за шатром
Ручной медведь
лежит на воле.
Под голубыми небесами
Великолепными
коврами,
Блестя
на солнце, снег
лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.
Посредине кубрика,
на длинном обеденном столе, покрытом
ковром,
лежал капитан Пэд. Упорно не закрывавшиеся глаза его были обращены к потолку, словно там, в просмоленных пазах, скрывалось объяснение столь неожиданной смерти. Лицо стало еще чернее, распухло, лишилось всякого выражения. Труп был одет в парадный морской мундир, с галунами и блестящими пуговицами; прямая американская сабля, добытая с китоловного судна,
лежала между ног Пэда. Вспухшие кисти рук скрещивались
на высокой груди.
Случалось, до того уставал
на коленях стоять, что даже падал и
на ковре ничком
лежал, а все молился.
Деревенька маленькая, уютная, и хоть бедная, но урядливая. Стоит в широком кольце лесов,
на холме, обегает этот холм полукругом бойкая и светлая речка Вага. Везде, куда ни глянешь, увалы и холмы,
на них, словно
ковры, пашни
лежат; всюду, замыкая дали, стоят леса, и только в северном углу распахнулись они, выпуская
на поляну сплавную реку Косулю, но она, приняв Вагу в берега свои, круто изогнулась и уходит снова в темноту лесов.
Комнатка инспектрисы, разделенная пополам невысокой драпировкой темно-малинового цвета, поразила меня своей уютностью. Там стояла очень хорошенькая мебель,
лежал персидский
ковер, висели
на стенах группы институток и портрет начальницы, сделанный поразительно удачно.
Он
лежал на спине с открытыми глазами.
На ковре, у его ног, храпела Родам.
В комнате узника тускло горела свеча. Сам он сидел у стола. Видны были только его спина, волосы
на голове да руки.
На столе,
на двух креслах и
на ковре, возле стола,
лежали раскрытые книги.
Первый привал делали в Самбеке,
на берегу речки. Распрягли лошадь, варили кашу, закусывали
на ковре. Антон и Александр разводили костер. Николай в цилиндре
лежал на траве и мечтательно, прищурив глаз, молча смотрел в пространство, а Иван, подсмыкивая носом, переобувался.
Раздался выстрел. Сбежавшаяся прислуга застала князя уже мертвым. Он
лежал на кровати. Огнестрельная рана зияла в правом виске. Алая кровь обагрила белоснежные, батистовые наволочки подушек и лежавший у постели белый ангорский
ковер. Правая рука спустилась с кровати. Револьвер большого калибра валялся
на ковре.
На лице князя застыла улыбка какого-то блаженного довольства.
Эта гостиная была убрана с артистическим беспорядком:
на полу
лежал великолепный персидский
ковер, вокруг стола, покрытого бархатной салфеткой,
на котором красовалась изящная фарфоровая лампа, бронзовая спичечница, пепельница и проч., была расположена разнохарактерная мягкая мебель, крытая зеленым трипом, диван, кресло, табуреты, chaises longues.
— Явственно обозначается. Мундир ихний и сапожки
на ковре лежат, а их благородие отдельно стоять изволят. Прикажите подобрать?
Это была довольно большая длинная комната с одним окном, завешанным тяжелой шерстяной пунцовой драпировкой, пол был устлан мягким
ковром, и кроме затейливого туалета и другой мебели в глубине комнаты стояла роскошная двухспальная кровать,
на пуховиках которой
лежала Настасья Федоровна в богатом персидском капоте.
Окруженный облаками порохового дыма, откинувшись окровавленной головой
на спинку кресла, недвижимо
лежал Зарудин. Еще дымившийся пистолет валялся
на ковре.
Вдруг он вздрогнул и чуть не вскрикнул; в нескольких шагах от него
на ковре лежал портрет Тамары Викентьевны, который он постоянно носил с собой. Он, вероятно, выронил его, а жена нашла и прочла сделанную
на нем надпись: «Моему милому, единственному, ненаглядному. Т.А.»
Затем m-lle Лагранж передала, что слышала от обоих княжон, бывших в кабинете, когда уже князь
лежал мертвый, а портрет княжны Варвары, который он хотел нести в гостиную, валялся
на ковре.
Лежит она, голубка,
на ковре навзничь, а кровь из груди белой, рубашка-то разорвана была, фонтаном хлещет.
Стены этого обширного кабинета были заставлены частью книжными шкафами, а частью широкими турецкими диванами, утопавшими в мягких восточных
коврах, покрывавших и паркет. Богатые красивые бархатные драпировки обрамляли окна и единственную дверь. У среднего окна, выходящего
на север, стоял дорогой старинный письменный стол, заваленный журналами, газетами, визитными карточками и письмами. Все это
лежало в изящном беспорядке.
На пушистом
ковре будуара, у самого порога,
лежала в глубоком обмороке Ирена.
Под столом,
на богатом персидском
ковре,
лежала огромная буро-пегая датская собака, положив голову к ногам своего господина.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими
коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро,
на котором
лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей-француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
В три часа утра пришел казак провожать, и привел казак-ямщик тройку лошадей. Альбина с Лудвикой и собачкой сели в тарантас
на подушки, покрытые
ковром. Казак и ямщик сели
на козлы. Мигурский, одетый в крестьянское платье,
лежал в кузове тарантаса.